В темной прихожей на вешалке,
В темной прихожей на вешалке,
В темной прихожей на вешалке
Старое чье-то пальто…

И телефон словно бешенный,
И телефон словно бешенный,
Неумолкающе бешенный,
Но не ответит никто…

Ветром колышется занавесь,
Ветром колышется занавесь,
Ветер доносит сквозь занавесь
Запах осенних цветов…

Ах, если б можно все заново,
Ах, если б можно все заново,
Вы захотели бы заново?
Нет, не захочет никто…

В августе звезды качаются,
В августе звезды качаются,
Август дождями кончается,
Словно в линейку листок…

Многое в жизни прощается,
Многое в жизни прощается,
Что-то кому-то прощается,
Нам не простится ничто!

В темной прихожей на вешалке,
В темной прихожей на вешалке,
В темной прихожей на вешалке
Старое чье-то пальто

сегодня исполнилось бы 70 лет со дня рождения советского и российского барда Леонида Сергеева. к сожалению в прошлом году он умер, но это не повод, чтобы не впоминать в этот день нго песни.



Сколько ж вам исполнилось, милый друг?
Что сегодня вспомнилось как-то вдруг?
Вот бокал наполнился кое-чем…
Кто сегодня вспомнился и зачем?

Из огня да полымя столько лет…
Вы живете вовремя или нет?
У кого не спрашивай – все земны.
А во что окрашены ваши сны?

Дни рожденья странные праздники-
В них живут обманные сквозняки.
Вроде только минуло 20 лет…
Дунуло и сгинуло, нет, как нет.

Ни к чему по прошлому слезы лить!
Лучше по-хорошему нынче жить.
Наливаем рюмочки, пополней!
Закрываем форточки, поплотней…

Стихи Леонида Сергеева
Музыка Вадима Мищука

...Московское время 6 часов утра.
Доброе утро, товарищи!
Передаем последние известия.
Вчера в 19.08 у Козлова поехала крыша...



А вчера в 19.08
У Козлова поехала крыша
А сегодня в 12.08
Крыша встала на место сама.
Но за эти семнадцать мгновений
Он успел развестись и жениться,
Написать баркаролу и фугу,
Все побрить и опять зарасти.

Он успел побывать на Таити,
Где живут шоколадные нимфы.
И Козлов пару-тройку мгновений
Уделил этим жрицам любви.
Он позировал после Ван Гогу
Также делал фигуры Ван Дейку,
Сам Ван Бастен кормил его манго,
Откликаясь на зычное "Вань!"

А потом поманил его космос,
Недоступный, холодный, желанный
И Козлов, разбежавшись под горку,
Стартовал, как "Союз-27".
Гуманоиды тихо рыдали,
Когда он одинокий и синий,
Барражировал возле тарелок,
Заходя им расчетливо в хвост.

Он успел возвратиться на землю
А точней - на не землю, а в воду,
В неподвижность Саргассова моря,
Он влетел, как веселый дельфин.
Каравеллы, где в трюмах аргентум,
Открывали ему свои трюмы.
Но Козлов лишь скептически булькал,
И швырял серебро в барракуд.

Чудеса - он нашел Атлантиду,
Покурив на каком-то коралле.
Он бычка зачинарил… в томате,
И хотел уже бросить бычка.
Но холодным подводным теченьем
Отломало кусок Сахалина,
И его изумленному взору
Атлантида открылася вся.

Ах, как жаль, что проходят мгновенья -
Возвращается крыша на место,
И лишь чувства какой-то тревоги
Тихо шквыркает в левой груди...
И Козлов покурил напоследок,
Через форточку выгляул в космос.
И свою ненадежную крышу
Крепко-крепко гвоздями прибил!

под настроение:

Догорает сигарета, пальцы жжёт,
Много в пепельнице битых тараканов.
В ванной комнате давно вода течёт,
Дай-то Бог, чтоб хоть текла она из крана.
Вот и нет. Видать, что верхний мой сосед
Утопился, если брать размер подтёка.
Так и капает шестой десяток лет
Может с запада, а может и с востока.

Припев:
Серебристой малой рыбкой
Юность буйная прошла,
Лишь торчат в трясине зыбкой
Два потерянных крыла.
И- тик-так, тик-так- "Титаник"
Лёг на дно спокойно жить.
Дама пик всё манит, манит,
Хочет переворожить.
Дама пик всё манит, манит,
Как заманит, так обманет.

Обвалилась штукатурка - вот те на!
По стене размытой трещины змеятся.
Это ж только с виду вроде бы стена,
Это ж только с виду хочется смеяться.
Догорает сигарета, пальцы жжёт,
В голове от тараканов тесновато.
Тихо капает вода и жизнь течёт,
А вода... Она ни в чём не виновата.

Припев:
Серебристой малой рыбкой
Юность буйная прошла,
Лишь торчат в трясине зыбкой
Два потерянных крыла.
И- тик-так, тик-так- будильник
Не захочет разбудить.
Где ж дружок мой собутыльник,
Чтоб напиться и забыть.
Чтоб напиться, биться, биться,
Может, что-то и присниться...

Догорает сигарета, пальцы жжёт,
Много в пепельнице битых тараканов ...

Что-то день нынче странный


Что-то день нынче странный: никого не убили,
И не подняли цены на питьё и жильё,
И печальные дети простейших фамилий
Не бросались камнями в отраженье своё.

Что-то день нынче странный: дали всем по заслугам.
Кто пошел по этапу, кто вернулся домой.
И на улицах люди поздравляют друг друга-
И счастливую жертву, и веселый конвой.

Что-то день нынче странный... Солнце светит нежарко,
Ребятня без опаски воду пьет из ручья,
И по-прежнему дружат пастухи и свинарки,
И земля плодоносит, потому что ничья...

...Вот и день на исходе. Пустячок, а приятно!
И рукой недрожащей перевернут листок.
И умом понимая, что душе непонятно,
Новый срок свой мотаю на гитарный колок..

Симфония нутра


Ну что ж, друзья, готовьтесь,
Я готов поведать вам старинную легенду,
Которую я в детстве на качелях...
Упал, расшибся и лежал в тифу,
В степи, в ночи, под Царево-Кокшайском,
И санитарка Нина Перегуда,
Отстреливала пьяных мамелюков,
Прищурив левый черноокий глаз.
Я слушал, я внимал, я был, как губка,
Которую ныряльщик Сэм Хавимби
Нашел в обломках брига "Венсеремос",
Удачно не доплывшего в Дербент,
Где ждали, ах, как ждали Сципиона -
Гуляку, чичисбея и плейбоя,
Известного в Нагорном Пешаваре
Как Черный-Ибис-Висакхапатнам.
Оттуда и пришли гиперборейцы,
Познавшие значенье слова "гунька"
Не так, как понимали их собратья
С потопленного острова Хонсю.
Они бродили по пескам зыбучим,
Поющим, как Наташа Королева,
Они сходились к озеру Пяяннэ
И слушали симфонию нутра.
О, сколько силы было в этих звуках,
Несущихся свободно и полетно,
Ха-мольно и це-дурно проникая
В подкорку, корку, уши, нос и рот!
Я задыхался от богатства красок,
Таящихся во фресках Эль-Сфорцандо,
Который по дороге из Хавьедо
Пропил жену и чудного осла…
…А славная была девчушка Нина!
Одна в кабине башенного крана
С оборванным тросом противовеса
Она сама Егорку родила.
Сама перекусила пуповину
Зубами из обычной нержавейки
И вспомнила, как в тысяча багровом
Расцвеченном пожарами году
Она, братишка Нина Перегуда,
Лежала вместе под одной шинелкой
С зуавами из гаврского РУОПа
И грезила о чем-то о большом.
И вот сбылось пророчество Тутмоса -
Пирамидальный тополь над Хефреном
Жрецы из фараонского АМОНа
Срубили и пустили на дрова.
И бедный еретик Джордано Бруно,
Обильный пот скуфейкой утирая,
Кричал, что эта жаркая погода
Влияет на вращение Земли.
Земля стонала в области Китая.
Цинь-Шихуанди бился с войском Минов
И циньский воин в шлеме круторогом
Писал на стенах пагоды: "Мин нет!".
…На заимке таежной под Иркутском
Японский черный пояс Кензошиба,
От боли воя, словно россомаха,
Для баньки бил ладонями дрова.
А Нина Николаевна Скворцова,
(В девичестве товарищ Перегуда)
Читала вслух о гнусности фрейдизма
Осужденным в десятом ИТУ.
…Я слушал, я внимал, я был, как губка,
Графиня Де-ля-Боско-ди-Ардженто,
Которую кусал в порыве страсти
Корнет Ингерманландского полка.
…Губа синела.
Море волновалось.
Бора швыряла волны на Архангельск,
Где люди, одуревши от свободы,
Просили чаек хлеба принести…
Голодный сын стоял на волноломе,
Держа в руках осиновую палку.
Он рыбу взять хотел на червячочка,
Откопанного в вечной мерзлоте.
И мать его…в замужестве Скворцова,
В одну секунду обернулась рыбой,
И клюнула, и он ее зажарил,
И съел, и выжил, и продолжил род.
Вот так и завершается легенда,
Которую я слышал на качелях,
Взлетая к небу, падая на землю,
Как маятник - тик-так, тик-так, тик-так.
Так было или не было - неважно,
Утрите слезы смеха и печали,
Взлетайте к небу, падайте на землю,
Живите, и да будет вам тепло!

вот такое вот настроение. но песни л.сергеева лучше не читать а слушать.

Выключили лампочку,
Бабочка ослепла.
Мечется по комнате,
Крыльями шуршит.
Если б сигареточку,
Возродить из пепла,
То-то было б радости,
Для хмельной души.

А если б из осколочков
Подсобрать рюмашку,
Да отжать со скатерти,
Что разлил козел.
Если б из Степановны,
Сотворить Наташку,
Это б было лучшее
Из житейских зол.

Может белым облаком
Улететь в пейзажи,
Полосатым окунем
Задробить малька,
Или ранним утречком,
Встать перед «Лепажем»,
И слегка быть раненым,
Но только лишь слегка.

Голова-коробочка
Наглухо закрыта,
Изнутри вселенная,
Давит на виски.
Потеряли пробочку,
И душой согрета,
Плачет пиво пенное,
Тает от тоски.

Выключили лампочку-
Хоть зажгите свечи,
Озверела бабочка,
Сейчас начнет бомбить.
Успокойтесь граждане -
Только время лечит,
Так давайте ж граждане,
Будем долго жить.

в канун великого праздника Победы несколько песен Леонида Сергеева из цикла "Снежный десант":



Кому-то в pай, кому-то в ад...


Кому-то в pай, кому-то в ад...
Из нас никто не виноват,
Что коpотка доpога
От дьявола до бога.

Кpугом гоpелые поля -
Моя pодимая земля.
Окопы да воронки,
Да злые похоpонки.

Разбомблена погода,
Расстpеляны ветpа.
Усталая пехота
Затихла до утpа.

Окопа гpудь кpутая
В латунных оpденах.
И тают, и не тают
Снежинки на щеках.

Тяжелая pабота:
Сквозь стон кpичать "уpа!"
Усталая пехота
Затихла до утpа.

Hад стылыми полями
Немолкнущий хоpал:
"…Убит, контужен, pанен
Да без вести пpопал."

Зазябли пулеметы -
Им в дело не поpа.
Усталая пехота
Затихла до утpа.

Hад полем опаленным
Невидим, невесом
Сpеди беpез и кленов
С войной воюет сон.

Кому-то в pай, кому-то в ад...
Из нас никто не виноват,
Что коpотка доpога
От дьявола до бога.




Письмо в конце войны



Который день погода хмурится
И сыплет каплями дождя,
А старшина опять волнуется, -
Мол, снова лежа спать нельзя.
А мы в забытой Богом Пруссии
Сидим два месяца подряд.
И по ночам про Белоруссию
Поет мальчишечка-комбат.


Здесь звезды красные, зеленые,
То снизу вверх, то сверху вниз.
Здесь все становятся влюбленными
В одну и ту же даму - Жизнь.
И мы в забытой Богом Пруссии
Ее ловили на прицел,
А наш комбат из Белоруссии
С ней объясниться не сумел.

Опять погода что-то мается
И лупит каплями дождя,
А старшина все чертыхается, -
Мол, снова лежа спать нельзя.
А мы в забытой Богом Пруссии
Живем два месяца подряд
И по ночам про степи русские
Поет другой уже комбат...


Болошки


Будто дождик вскипел по воде,
Как косой, - сразу треть батальона.
Он-то хитрый, он там, на гряде,
У него пулеметы везде,
А у нас - снег от крови соленый.

А у нас есть приказ - в полный рост и вперед!
Кто живой, тот дойдет - вот такой есть приказ.
Эх, Болошки, Болошки…
… Кольки, Мишки, Сережки,
Вам в атаку идти, да назад не прийти.

Бугорки на снегу, бугорки,
Снег кровавым узором исчерчен.
Белой крупкой заносит штыки,
И венчальные кольца - курки
Узаконили свадьбу со смертью.

Слышим новый приказ - кто живой, тот вперед!
Каждый пятый дойдет - выполняйте приказ!
Эх, Болошки, Болошки…
…Поле - ровная плошка,
Ветер тычет в лицо раскаленным свинцом.

Поле тысяч пробитых сердец
Поросло медно-красной травою,
Нарядился по-мирному лес,
Теплый дождик слетает с небес,
Моет землю живою водою.

А у них был приказ - головы не сложить,
До победы дожить - вот такой был приказ!
Эх, Болошки, Болошк…
… Кольки, Мишки, Сережки,
Тишина и покой, обелиск над рекой...

и еще раз. это не стихи, это песни. их надо слушать.

про помощь, навеяло:

Ах, какая девушка, красивая и стройная
В трамвай влетела бабочкой, и села у окна.

Ах, какая бабушка седая и румяная,
Играет с внуком Митенькой на самой мостовой.

Ах, какой мужчина, импозантный, интересный,
Он идет навстречу женщине с цветами на груди.

Ах, какие юноши, воспитанные, бойкие,
Несут кефир и яблоки отцам и матерям.

Ах, какой народ вокруг, отзывчивый да вежливый,
Но вот случись хоть что-нибудь-
так хоть ты лопни,
хоть ты тресни,
хоть залейся,
хоть умри –
никто не подойдет!

разговор Личности с коллективом (или, в случае харадана, топа с нубами)

- Я - это я. А вы?
- А мы другие!
- Я - это я. А вы?
- А мы не те.
- Я в небесах.
- Мы люди не большие, в землю глядим и не на высоте.

- Я как скажу, так сразу будет дело.
- Мы как один, и сразу всей толпой!.
- Я не ищу спокойного удела.
- Мы как один, и сразу всей толпой…

- Я все могу.
- Мы тоже что-то можем.
- Я все хочу.
- Мы тоже все хотим.
- Все как один...
- Да, да, мы все поможем.
- Смело вперед!
- Мы лучше постоим.

- Я - это я.
- Да, да, мы все слыхали.
- Я - это мы. А вы?
- А мы не !те.
- …Мы в небеса?...
- Мы ж ясно вам сказали: в землю глядим и не на высоте.

- Эй кто-нибуть!
- Да, да, мы все на месте.
- Смело вперед. Забудем про вчера.
- Вы в небесах, а мы внизу, но вместе.
Вы где-то там, а нам домой пора…

Пурга о микробе



Микроб устал. Он бился с мылом Сейфгард.
И будь оно хоть чуточку проворней,
Он был бы трупом. Чистым и холодным.
А так он жив. Он дышит тяжело,
Бока свои вздымая словно лошадь,
Что покурив "Ответного удара",
Свалилась по дороге в Вашингтон.
Микроб вздыхает. Тяжкая обида
Давно уж точит душу инфузорью,
А память неотмщенных поколений
Зовет на вечный беспощадный бой.
Ведь было, было ... Не было галактик,
Планет, небес, воды и кислорода,
А только легкодушные микробы
Порхали в темноте небытия.
Крутя хвосты шныряющим кометам,
На солнце греясь и под ним же множась,
Они резвились в микро-макро-косме,
Притихшем в ожидании скачка.
И вот, в порыве жизнеутвержденья,
Они сплелись во что-то, блин, такое,
Что резко изменило ход мгновенья
И все вдруг по иному понеслось.
Возникли земли, реки, рыб, птицы,
Поперли вверх секвойи и березки,
И кто-то дал кому-то палкой в челюсть,
И на те - появился человек.
Вот тут и началась, простите, лажа.
Поскольку этот сын ошибок трудных
Вдруг возомнил себя венцом творенья
И, вот беда, поверил в это сам.
И, как бывает часто в нашей жизни,
Чтоб кто-то не сказал ему всей правды,
Он принялся мочить, не разбирая,
Всех тех, кто создал, собственно, его.
Сначала он облизывал ладони
Под видом, что на них осталась пища.
Потом решил, что руки - это мало,
И начал бегать голым под дождем.
Потом придумал, падла, спиртоносы,
Что убивают все живое сразу,
И начал протираться: и снаружи,
И, что гораздо чаще, изнутри.
И слово то придумал - гигиена.
Гиена! Тьфу ты, Господи помилуй!
Да что сказать ... Стерилен он снаружи
И изнутри стерилен ... Головой ...
Микроб уснул. В объятиях Морфея
Он воспарил и стал почти свободным,
И связь времен распалась на микробы,
Что снова стали сутью бытия.
Он спит ... А паразитка тетя Ася,
В девичестве Асунта Вилабаджо,
Уже нагрела воду на комфорке
И всыпала смертельный порошок.

настало лето. народ потянется в отпуска, в том числе и в турцию. об одном таком путешествии эта песня.


Заплыв



Однажды я и кореш мой Серега,
Как водится, нахрюкались немного.
И чтобы смыть нахлынувшее горе,
Решили пару раз макнуться в море.
Ландшафт был непростительно суров,
И ветер дул... от наших берегов.

Подходим к морю: ширь да гладь вдали.
Серега взял в трусы родной земли,
Но голосу рассудочному внемля,
Он высыпал назад родную землю.
А ветер дул оборзевши совсем
В секунду метров восемь, а может и семь.

Плывем: я кролем, а Серега брассом.
Пинаем крабов, тискаем медуз.
И вдруг Серега тихо шепчет басом:
"Остался позади родной Союз".
А гады-контры с берега глядят
И нас с Серегой в плен забрать хотят.

А я кричу: "Ну нет, живым не сдамся!"
Серега тоже молча не остался,
Покрыл их в три креста и две дыры.
Они на нас направили стволы.
А ветер, сволочь, дул еще хлещей,
Серега сразу вспомнил... это... нихт ферштейн.

Но мы от них ушли по дну с песнями
(Да разве ж им сравниться, гадам, с нами)
Но тут возник сугубо личный спор,
Что это: Дарданеллы иль Босфор.
Серега встал стеною за Босфор,
Но тут пролился дождь с турецких гор.

На берег вышли, ба, город иностранный,
И день у них, как видно, нынче банный,
Все носят полотенца на башке.
"Стамбул", - прочел Серега на флажке.
Ну что ж, Стамбул - почти что как Тамбов,
Я был в нем, и Сереге он не нов.

Идем, глядим - не город, а восторг,
А на трусах ярлык "Казань-швейторг".
Вдруг пилит к нам мадама у парандже,
А нам неловко - вроде в неглиже.
Серега сразу: "Мэдхен, вроде, шен",
Но тут ее папаша подошел.

Он нам кричал обидные слова,
Но это мы не поняли сперва.
Когда до нас дошло, что смысл суров,
Серега дал ему промеж рогов.
Вокруг толпа изволила расти,
А я стоял, считал до девяти.

При счете три - мужик едва вздохнул,
При счете восемь - ноги протянул,
При счете девять - их пришел мильтон,
И мы с Серегой ломанулись вон.
Мы плыли, ветер выл у нас в трусах,
За нами катер гнался два часа.

Но нас они не взяли на испуг,
В здоровом теле ведь - здоровый дух.
Мы дома как приятно, черт возьми,
Что мы успели с Серым до семи.

хорошего отдыха